– Вот, – сказала Жанна, с грустью взирая на потолок. – Что теперь будет, Людмила Николаевна?

– Будет ремонт. Пусть потолок сначала подсохнет, потом я рабочих пришлю, – вздохнула Мила и направилась к выходу.

Попрощавшись по дороге с Капитолиной Захаровной, которая, увлекшись телевизионным действом, даже не делала попыток ее задержать и втянуть в беседу, Мила вышла на лестничную площадку. Когда она уже подходила к собственной двери, сверху высунулся взволнованный Листопадов.

– Что у вас произошло? – сдавленным голосом спросил он.

– Забыла кран закрыть и протекла на соседку. Ходила извиняться и оценивать материальный ущерб.

Листопадов вслух посочувствовал, а про себя подумал, что во всем виноват приход Гуркина. «Они наверняка целовались в коридоре и забыли про включенную воду», – решил он. Почему-то ему было досадно, что его подопечная без ума от этого типа. «Вероятно, он безмозглый болван», – мстительно подумал Листопадов и удивился самому себе.

Между тем Константин Глубоков, у которого закончились отгулы, разговаривал с Борисом по телефону.

– Что мне делать? – спрашивал он. – Лютикова через некоторое время потребует отчет, и я буду иметь бледный вид. Настоящий частный детектив к этому времени уже выяснил бы массу нужных вещей.

– Господи! Запудри ей мозги, скажи, что прорабатываешь разные версии... Ты не обязан отчитываться за каждый шаг.

– Но она хочет узнать, кто на нее покушается!

– Я уверен, что эти покушения как-то связаны с нашим «невидимкой». Узнаем, во что впутался дед, – раскроем и покушения, точно тебе говорю!

– Но как мы можем что-то узнать, если ничего не делаем?

– Как это мы ничего не делаем? За Лютиковой следит наш человек!

– Но ведь он ее просто охраняет!

– Ему велено подслушивать разговоры, запоминать гостей и немедленно сообщать нам обо всех подозрительных деталях.

– Это может длиться вечно, – рассердился Константин.

– А чего ты хочешь? Большей близости к Лютиковой? Женись на ней!

– Я подумаю, – буркнул тот и положил трубку.

13

Мила тем временем мучила волосы, пытаясь своими силами уложить их в вечернюю прическу. Виноватый Гуркин снова надел костюм и теперь делал вид, что читает газету.

– Как я поеду в ресторан с такой мигренью? – рассердилась Мила, отбрасывая расческу. – Нет ли у тебя, Андрюша, таблеточки от головной боли? Капитолинзахаровнина мне что-то не помогла.

– Таблетка у меня есть, но лучше выпить горячего чаю с медом. Ты ведь наверняка начнешь вечер с алкоголя. А мешать алкоголь с обезболивающим – последнее дело.

Когда Гуркин удалился на кухню готовить обещанный чай, Мила бросилась к его пиджаку.

– Дурак, – шепотом обругала она его. – Если бы головная боль проходила от чая, половина фармацевтических фирм разорилась бы.

Обнаружив во внутреннем кармане пиджака трубочку с таблетками, она подумала: «Да-а... Непросто дается аспирантам наука. Небось мозги егозят днем и ночью». Когда она клала таблетки на место, то услышала, как в другом кармане звякнули ключи. Невинное любопытство повело ее руку в нужном направлении, и через секунду она разглядывала то, что извлекла на свет божий. Это, без сомнения, были ключи от машины. «Вот так номер! – опешила Мила. – Как такое может быть? Бедствующий Гуркин, который за полторы тысячи рублей готов тратить на меня пропасть времени, оказывается, имеет машину? И зачем-то скрывает это от меня».

Она положила ключи назад в карман и после некоторого размышления решила, что на самом деле все наверняка не так, как выглядит. «Кажется, я и сама могу придумать ответ на свой вопрос, – рассудила она. – Наверняка машина не его. Или друга, который одолжил ее Гуркину для того, чтобы тот встретил кого-то из родственников на вокзале, или вообще казенная. Возможно, завтра Андрюше придется с самого утра возить профессоров по городу на разные заседания. Есть и третий вариант – Гуркин подрабатывает где-то еще. Допустим, несколько дней в неделю он возит по магазинам какую-нибудь фифу из богатых, которая сама водить не умеет». Успокоенная, Мила вернула ключи на место и отправилась на кухню пить чай.

Памятуя, что в ресторан явится Орехов, все оставшееся время она усердно трудилась над собой и в конце концов добилась потрясающих результатов. Даже обычно сдержанный Гуркин несмело присвистнул, когда она предстала перед его взором.

Первым в ресторане, куда они прибыли, им повстречался как раз Орехов. Он со сдержанной усмешкой кивнул Гуркину и сейчас же обратился к Миле:

– Мне кажется, Милочка, нам следует подойти к прадедушке вместе.

– Втроем? – изумилась та. – Не думаю, что это хорошая идея.

– Зачем втроем? Только мы с тобой. Ты и я. В конце концов, мы еще не разведены.

– Если ты хочешь рассердить Андрея, то у тебя не получится. Он выше ревности и мелких дрязг, правда, дорогой?

Гуркин победоносно улыбнулся, вскинув голову и придав подбородку некоторое подобие твердости.

– Может быть, ты познакомишь нас, как полагается? – сладенько улыбнулся Орехов, с преувеличенной торжественностью протягивая Гуркину руку. – Илья. А вы, кажется, Андрюша?

– Друзья зовут меня Андреем. Но если вам нравится все уменьшительно-ласкательное, я не против Андрюши, – ответствовал тот, напыжившись.

– А ты бледна, – снова обратился Орехов к жене, изображая всем лицом тревогу и заботливость.

– Всего лишь мигрень. А ты что подумал? Что на меня подействовала встреча с тобой?

– Трудно так не подумать, – пожал плечами Орехов. – В прошлое наше свидание ты тоже выглядела не лучшим образом.

– Потому что у меня были серьезные проблемы.

– Кстати, ты их уже решила?

– Решаю, – неопределенно ответила та и, взяв Гуркина под руку, плавно обвела его вокруг Орехова.

Они направились к имениннику вручать подарок. Гостей в банкетном зале было много, как раз в этот момент они начали усаживаться за столы, смеясь и переговариваясь. Дамы все поголовно были декольтированы и надушены. Именно они рождали вокруг себя оживление и держали в тонусе казавшихся издали почти одинаковыми мужчин.

– Тебе не кажется, что для прадедушки этот праздник слишком многолюден? – спросил подкравшийся сзади Орехов, воспользовавшись тем, что Гуркин отвлекся. – Вот, выпей, голова пройдет. – Он протянул ей фужер с красным вином. – Или ты после нашего разрыва уважаешь только очень крепкие напитки? Такие, которые напрочь отшибают память?

Мила рассердилась. Уж не намекает ли гнусный Илья на то, что она безутешна? И топит свое горе в сорокаградусной? Приняв фужер, она мелкими глотками расправилась с его содержимым, не останавливаясь, чтобы передохнуть.

– Умница, – похвалил Орехов, отнимая у нее пустую посудину. – Вот увидишь, очень скоро ты почувствуешь себя совсем по-другому.

Он оказался прав. Через некоторое время, когда народ наелся и пошел плясать и вовсю общаться, Мила ощутила внутри себя первые симптомы неблагополучия. Гуркина увели на перекур две ее двоюродные тетки. Он преподносил им огонек и дежурно улыбался. А они бегали вокруг него и гладили по рукавам пиджака.

– Мама, – сказала Мила, пробравшись к сидящей неподалеку от задремавшего прадедушки матери. Та была окружена горсткой стариков и старушек, носивших фамилию Лютиковы. – Мама, со мной что-то не так.

– Дорогая, не комплексуй, ты потрясающе выглядишь! – мельком глянув на нее, ответила та.

– Дело не в этом, мама. Мне совершенно внезапно стал нравиться Николай.

Мила неотрывно глядела на Ольгиного мужа, стоявшего в самом темном углу банкетного зала. Он что-то подбирал с большой тарелки, которую держал на весу.

– Не понимаю, чем ты так расстроена, – ответила мама в промежутке между репликами своих дряхлых собеседников. – Вся семья будет только рада, если ты прекратишь его третировать.

– Мама, он мне больше чем нравится, – пробормотала Мила, делая первый неуверенный шаг в сторону Николая. – Он выглядит божественно. Странно, почему я не замечала этого до сих пор?